Стартап «от Кутюр»: высокая мода на низком старте

Стартап «от Кутюр»: высокая мода на низком старте 

Конкурентоспособными на внешнем рынке могут быть только товары, обладающие ценностью и определенной долей уникальности. Именно такой товар производит инженер из «сурового» Челябинска. Его трикотажная одежда достойна Парижской недели моды. Уникальный трикотаж, представляющий художественную ценность, появился в Челябинске более 20 лет назад, с тех пор идеолог регулярно получает восхищенные отзывы со всего мира о своих моделях. Однако этого недостаточно, чтобы развернуть массовое производство в России. С какими проблемами сталкивается малый бизнес на этапе старта, и какие уникальные технологии в сфере моды есть в России, мы спросили у Александра Серафимова, новатора в сфере изготовления трикотажной одежды.

Экспортеры России: Александр, как возникла идея создания такого бизнеса? И что этому способствовало? 

Александр Серафимов: Идея возникла 22 года назад благодаря чистейшей случайности. По образованию я инженер-энергетик, последняя запись в трудовой книжке эпохи СССР: «главный энергетик Челябинской табачной фабрики». Тем не менее, с увлечением дизайном у меня это вполне совмещается, и одно другому практически не мешает. Cейчас основное мое занятие – монтаж сантехнических систем, систем пожаротушения, вентиляции и кондиционирования. У меня ИП, которое и ведёт такие работы на объектах строительства славного «города суровых мужчин». Параллельно, с переменным успехом, производим трикотаж, но эпизодически – по мере поступления заказов из США и ЕС, и иногда «в стол». На занятие дизайном и производством трикотажа меня сподвигли два события, произошедшие с разницей в один день. Если хотя бы одно из них не случилось, не было бы никакого «серафимовского трикотажа». В конце 1993 года, моя жена вознамерилась связать себе «что-нибудь новенькое» и по этому случаю купила свежий номер немецкого журнала «Верена», специализирующегося на трикотажных изделиях. Жена долго листала журнал, пытаясь выбрать что-то конкретное, но окончательный выбор у нее самостоятельно не вырисовывался, и она попросила меня поучаствовать. Как только я начал листать это глянцевое издание, я вспомнил, что накануне, будучи в гостях у старого друга, листал приобретенный им на днях альбом, посвященный истории мировой фотографии. Среди ранних цветных фотографий, представленных в альбоме, была одна, кажется, 1912 года, запечатлевшая группу счастливых, разрумянившихся лыжников где-то в Альпах. Они стояли на фоне заснеженных елей – одни дамы в кофточках, декорированных вышитыми на плечах и груди розочками, другие – в свитерах с горизонтальными фризами, состоящими из снежинок или из чередующихся фольклорных крестиков и ромбиков, третьи – в однотонных джемперах, украшенных объемными вертикальными косами. Глядя в «Верену» 1993 года, я был потрясен. Именно это, один в один – и розочки, и снежинки, и крестики-ромбики, и «косы» – я видел в журнале, выпущенном спустя 81 год после той альпийской фотосессии. Кстати, с тех пор прошло еще 22 года, а много ли изменилось? И уж поистине бессмертными оказались пресловутые северные олени, пробегающие в жаккардовом узоре по груди свитеров и пуловеров. Впервые они появились на страницах модных журналов начала 20-х гг. прошлого века, в 1941 году отметились в культовом киномюзикле «Серенада солнечной долины», и до сей поры украшают витрины трикотажных бутиков и рубрики «новинки зимнего сезона» в журналах по вязанию. С каждым десятилетием основательно и зримо меняется так называемый «стайлинг» – общий вектор дизайна всех предметов быта, одежды, механизмов и зданий, но дизайн трикотажа, основные художественные и графические элементы его декорирования, каким-то чудесным образом законсервировались на десятилетия. Вот тут-то и пришло решение – положить конец этому необъяснимому застою, «оживить» трикотаж, привнести в его дизайн и декорирование свежие идеи. 

Э.Р.: Кстати, о свежих идеях. Вы придумали новый вид застежки для одежды. Расскажите, в чем её уникальность? 

А.С.: Она не является чужеродным элементом на вязаных предметах одежды, поскольку производится из того же материала, что и трикотажная основа, обладает теми же качествами эластичности и в силу этого тянется вместе с трикотажем. Застежка в любой точке своей протяженности может быть закреплена декоративным трикотажным фиксатором. Таким образом, вы можете формировать глубину разреза подола либо запаха трикотажного топа. Застежка может проходить не только по прямой линии, но и по линии любой кривизны, маскируется среди декора и не сразу распознается зрительно. Она не отрывается от основы (как это случается с пуговицами), не выходит из строя из-за разрушения пластмассовых и металлических деталей (как это происходит с молниями), не ржавеет и не окисляется (как кнопки). То есть, расстегивается молниеносно, как молния, но только после выведения фиксатора из фиксирующего положения. Молния функцией фиксирования не обладает. Только на этом изобретении, в сущности, можно было бы «выехать» на мировой рынок, поскольку любая новация в одежде становится на несколько лет хитом продаж при грамотной раскрутке.

Э.Р.: Ваш товар оценили зарубежные коллеги. Как Вы вышли на рынок США и Европы? 

А.С.: В прошлом десятилетии я много публиковался на западных сайтах; были публикации и в бумажных журналах (например, в американских VOGUE knitting и Easy Knitting). И те читательницы, которым нравился наш трикотаж, и составляли круг заказчиц. Самой запоминающейся оказалась публикация в журнале, выпускаемом Ассоциаций трикотажных промышленников Германии. Они время от времени делали обзорные статьи, посвященные состоянию трикотажной отрасли в одной из развитых стран мира. Когда в 2007 году дошла очередь до страны под названием Russland, они долго пытались сформировать подборку иллюстраций, демонстрирующих многообразный и интересный мир российского трикотажа, но, в конце концов, проиллюстрировали статью только нашими образцами. Посчитали, что наш трикотаж и является квинтэссенцией, «многоликим портретом» российского. А президент этой Ассоциации написал мне, что если бы такой трикотаж появился в Германии, то у них на правительственном уровне была бы принята программа по его «раскрутке», поскольку для всех было бы очевидно, что такой продукт может вывести страну в мировые лидеры в этой сфере производства одежды. 

Э.Р.: Я так понимаю, что за границей рады предложить Вам сотрудничество. Вам это не интересно? Почему Вы не попытались сделать бизнес за пределами России? 

А.С.: В нулевые годы у меня долго и тяжело болели родители, и покинуть Челябинск даже на день было невозможно. Хотя именно в те годы поступало немало предложений, которыми можно было бы воспользоваться, но сейчас – «уже расхотелось», как говорят подросшие дети. Я не в том возрасте, чтобы анонимно вкладывать свои идеи и умения в развитие и процветание какого-нибудь брендового трикотажного гиганта Европы (а предлагались именно такие схемы «сотрудничества»). К тому же крайне сложно на новом месте готовить специалистов, способных справиться с производством сложных элементов нашего трикотажа и привнести в декорирование трикотажа отточенную, художественно значимую объёмную графику. На подготовку и обучение помощниц такого уровня потребовалось бы полгода как минимум. Мне проще стартовать в Челябинске, поскольку, по крайней мере, кадровая проблема здесь у нас давно решена.

Э.Р.: Как вывести Ваш бизнес на желаемый Вами уровень в России? Что для этого нужно? 

А.С.: Если продукция подпадает под категорию моды, очень сложно обойтись без первоначального информационного старта, продвижения бренда. А сфера модного бизнеса фактически монополизирована «неделями мод». Причём немалую роль играет и иерархия этих «недель». Скажем, коллекции, презентованные на Парижской неделе «от кутюр» распродаются по ценам в среднем на 400% выше цен коллекций, представленных на Парижской «прет-а-порте». Недели моды в Европе перестали быть компанией эстетов, а превратились по сути в торгово-промышленные ярмарки. Половина тех, кто присутствует в зале на показах – это не журналисты и ценители моды, а байеры и владельцы швейных, обувных, трикотажных предприятий, то есть люди, которые пришли делать бизнес. 

Наш трикотажный проект предусматривает параллельное изготовление и коллекции, которая бы несла «раскруточную» роль, и партии товара, а также последующее участие в одной из недель мод. Но сложно так стартовать: и партию товара изготовить, и коллекцию, и приобрести помещение под мастерскую, и увеличить штат сотрудников в 3-4 раза (а, следовательно, и расходы на зарплату). Даже при самых скромных расчётах такой проект обойдется в несколько миллионов рублей, что в российской провинции делает маловероятным возможность такого старта. Здесь можно довольно легко найти инвестиции или даже господдержку проекту с бюджетом 150 тысяч рублей, но не миллионному проекту, да ещё в такой непривычной для сурового города Челябинска сфере, как мода.

Э.Р.: То есть, в Вашем случае для старта необходимо участие в Неделе моды?

А.С.: Тут есть один парадокс. Вот, скажем: год назад французская журналистка показала мои модели президенту Экспертного совета Федерации кутюрье Франции и директору аукционного дома, в котором реализуются коллекции, участвовавшие в Неделе высокой моды в Париже, оба дают весьма высокую оценку. Директор аукционного дома заключает: «Если он подтвердит, что вот эти вот длинные вечерние платья предлагаются к продаже в единственном экземпляре, и обязуется их в дальнейшем не клонировать, то я могу гарантировать, что они на нашем аукционе будут продаваться по цене от 15 000 евро». Согласитесь, впечатляюще звучит? Просто великолепно звучит, головокружительно! Однако, есть в этой истории один подводный камень: к аукциону допускаются лишь изделия, принявшие участие в показе «от кутюр». Исключения не допускаются. А стоимость участия в этой неделе даже «заоблачной» будет назвать недостаточным. В общем, я оставил несбыточные мечты, и решил начать с популярного ныне тренда: «курса на импортозамещение». Трикотаж для среднего класса, который висит в отечественных бутиках, в основном производится в Италии, Финляндии, Франции, Польше, Англии. Наша продукция вполне в состоянии успешно конкурировать на российском рынке с трикотажем этих производителей, и даже решительно потеснить их продукцию на отечественных полках.

Э.Р.: Сейчас у вас только выставочные модели или вы делаете и более массовую продукцию? И кем производится одежда?

А.С.: Производим по мере того, как поступают заказы. Из России в последние годы тоже поступают, но в основном пока что из столицы, из матушки-Москвы. А изготовлением занимаются сотрудницы, которые подготовлены нами здесь, в Челябинске, и это главное наше достояние. Есть, конечно, чисто технические ноу-хау, как, например, особая усовершенствованная форма вышивальных крючков, позволяющих вышивку по трикотажному полотну вывести на новый уровень, но главное – это кадровая основа. Если взять даже не сложную нашу вещь, то далеко не каждая вязальщица с ней справится. При вязании интарсией в некоторых рядах трикотажной детали количество клубков доходит до 30. По нашей статистике лишь одна из 50 вязальщиц может справиться с таким уровнем сложности вязания.

А.С.: Ну, основа, естественно, вяжется, но на 90% рисунки и графика формируются уже вышивкой. То есть, вывязывается просто цветовой контур, «подмалёвок».

Э.Р.: А вы сами владеете этой технологией?

А.С.: Конечно, я знаю всю технологию вязания, поскольку моя супруга и командует этим процессом – вязанием и производством кружев. Но мне самому это не очень интересно. Сейчас у нас такое распределение обязанностей: жена отвечает за сектор вязания и кружев, а за мной – идеи, сюжеты и вышивка. У каждого своя команда помощниц, которые иногда месяцами не пересекаются. Узкая специализация в действии!

Э.Р.: Сколько времени уходит на изготовление одного платья?

А.С.: На сложную вещь – не менее трёх недель. Но мы планируем серьёзно сократить эти сроки. И производство застёжки перевести на машинный, поточный вариант. Кстати, интересный комментарий к перспективам нашей застёжки одна француженка сделала. Она написала мне, что во Франции педиатры не советуют родителям покупать детям обувь на молнии, поскольку, процесс завязывания шнурков развивает не только пальчики ребенка, но и мозг. «Ваша застежка создана именно для детской одежды» – резюмировала она. Мне это в голову не приходило. Оказывается, у нее есть еще и свойство способствовать гармоничному развитию детей.

Э.Р.: Каким образом и насколько сократится срок изготовления одежды?

А.С.: Мы проходим путь, который почти 100 лет назад прошел Генри Форд. До того, как его посетила идея поставить производство автомобилей на конвейер, автомобили находились в том же ранге и статусе, в котором сейчас одежда «от кутюр», то есть всецело ручной работы. Про автомобильное производство в начале прошлого века говорили то же, что нынешние кутюрье говорят про свои произведения «hand-made» – все от начала до конца делается вручную, долго и кропотливо, высочайшими мастерами своего дела, и потому-то изделие получается таким дорогим на выходе, а предполагать, что его можно произвести за несколько дней – безумие. Форд поломал эту традицию. До Форда, кстати, этот принцип успешно освоил Рубенс, первый европейских художник, поставивший производство картин на поток. Среди его соратников были, те, кто специализировался только на рисовании рук, другие – только на его глазах, третьи – на складках одежды и кружевном жабо. Это не только в разы увеличивало производительность, но и снижало долю ошибок и брака в работе, поскольку узкая специализация повышает качество и скорость изготовления отдельных фрагментов изделия. Мы тоже собираемся воспользоваться этой проверенной временем тактикой. Вязать отдельные детали изделия будут две-три работницы параллельно друг другу, изготовлять отделочные элементы и кружева – другие, вышивать несложный декор – третьи, сложные изображения – четвертые, собирать, сшивать вещь – пятые. Сложнейшая вещь, богато вышитая и вся в кружевах, на производство которой ранее требовалось четыре-пять недель, может быть изготовлена за 7-8 суток.

Э.Р.: У Вас в Челябинске есть мастерская? Где производятся модели?

А.С.: До недавнего времени, в течение полутора лет я арендовал квартиру под мастерскую. Там стояла японская кеттельная машина, манекены и сборочные столы, где мы превращали связанные и вышитые детали в готовые платья. Но, не так давно хозяин решил продать квартиру, и мы свернули производство. Поэтому мой план включает в дальнейшем покупку помещения: аренда в любой момент может закончиться таким вот сюрпризом. То есть все – центнер пряжи, готовые и полуготовые изделия, манекены – пришлось собирать и перевозить в баулах домой.

Э.Р.: Если производство в России наладится, то будет ли одежда доступна, например, простой российской журналистке?

А.С.: Мы, конечно, будем вписываться в сложившиеся в стране реалии. Однозначно, будем формировать цены несколько ниже, чем на продукцию наших будущих европейских «конкурентов». Кстати, челябинский Венчурный фонд проводил для нас маркетинговое исследование (единственное, чем они смогли нам реально помочь), поэтому я неплохо представляю, с кем и как конкурировать, как делать вещи интереснее и дешевле, чем у других производителей. Конечно, на массовых вещах такой серьезной вышивки и вычурной отделки не будет.

Э.Р.: Вы, когда делали свои модели, ориентировались на зарубежные тренды?

А.С.: В основном именно из-за рубежа и поступали заказы на наши модели. В Интернете мы присутствуем с конца прошлого века, первый англоязычный сайт у меня появился в 1998 году. И в нулевые годы у меня было много публикаций на зарубежных сайтах. Как все происходило: заходит на сайт какая-нибудь англичанка, видит платье, которое ей очень нравиться, и пишет владельцам сайта, а те уже пересылают запрос мне. Заказы мы получали на конкретную вещь. Это все продолжалось до 2007 года, затем я переключился на монтаж бойлерных, котельных и насосных. Сейчас у нас все менее масштабно, хотя продолжаем делать кое-что «в стол», то есть про запас. Авось, когда-нибудь этим новым идеям представится возможность «выстрелить».

Э.Р.: Взаимодействуете ли вы с отраслевыми сообществами, организациям, оказывающим поддержку бизнесу?

А.С.: Тут получается парадоксальная ситуация. Единственный государственный орган, который искренне пытался мне помочь – это Министерство экономического развития Челябинской области. Прошлым летом с заместителем министра мы просидели часа полтора, пытаясь хоть какую-то зацепку найти в программах поддержки, которая позволила бы нам стартовать. Тщетно. Все находящиеся в компетенции министерства программы поддержки малого бизнеса распространяются лишь на компенсацию уже понесённых расходов и отчислений по производственной деятельности давно действующих производств, но никак не на поддержку стартапа.Скажем, компенсация расходов на покупку оборудования по итогам прошлого года для предприятия, которое работает не менее 2-х лет. Или компенсация налоговых отчислений для предприятия, которое действует больше года, и в штате которого не менее 30 человек. То есть ничего, что поддерживало бы бизнес-старты, в Челябинских программах поддержки бизнеса не заложено. В связи с этим меня удивляет одно обстоятельство: если господдержка стартапов в провинции по сути заблокирована, но из уст всех федеральных инстанций мы постоянно (практически ежедневно) слышим ставшие крайне популярными экономические мантры: «импортозамещение» и «несырьевой экспорт», то как планируется решать эти задачи? И возможно ли вообще успешно решить эти новые задачи, если существенный перспективный сектор бизнеса – старапы – фактически выводится за рамки любых программ?

Что же касается всех остальных инстанций, то тут происходит вселенский бюрократический трюк. Активизируется, положим, какой-нибудь комитет или общественный совет, например, при Минпромторге, посвященный легкой или текстильной промышленности, или координации экспортёров, или координации субъектов внутренней торговли, начинает декларировать новые, устремлённые в будущее, программы и планы. Я пишу им, интересуюсь, могут ли они в чём-то посодействовать, что-то посоветовать. И что далее неизменно происходит одно и то же: во всех министерствах, комитетах, советах и департаментах сидит служащий, который отвечает за «работу с обращениями», он быстро пробегает глазами по моему письму: ага, малый бизнес, кто у нас малый бизнес поддерживает? Минэкономразвития! И тут же переправляет запрос в Минэкономразвития. Там письмо открывают, видят «г. Челябинск» и отсылают в Минэкономразвития Челябинской области. Писем восемь уже таким образом вернулись в родной город. Каждый раз из местного МЭР мне пишут с укором: ну что же Вы, Александр, мы же с Вами уже встречались, всё посмотрели, обсудили. Но я-то посылаю запросы в другие ведомства, а всё в итоге возвращается в местные инстанции.

У нас в Челябинске есть и организация, которая занимается экспортом, курирует его. Естественно, речь идет в первую очередь о металлопрокате, тракторах и продукции ВПК. Видимо, не готовы ещё к поддержке гламурно-трикотажной сферы экспорта в Челябинске - суровом городе металлургов и танкостроителей.

Э.Р.: Спасибо, Александр, надеемся, вскоре увидим вашу продукцию в российских магазинах.